Зарулив на стоянку, самолет заглушил двигатели. Смолк их давящий рев и затих монотонный посвист винтов.
Стукнула открывающаяся дверь и бортмеханик укрепил на краю люка легкую лесенку. Штандартенфюрер, подойдя к проему, осмотрел летное поле внимательным взглядом и, не торопясь, спустился на землю. Небрежно отсалютовав вытянувшемуся в струнку бортмеханику, он двинулся к подъехавшему автомобилю.
– Хайль Гитлер! Как долетели, господин штандартенфюрер?— встречавший его гауптштурмфюрер Горн, прищелкнув каблуками сапог, выбросил руку в приветствии.
– Хайль Гитлер! Неважно, Генрих. Последние два часа нас нещадно болтало. Я уже проклял тот момент, когда решил позавтракать перед полетом.
– Сочувствую… Мы приготовили вашу комнату, все как обычно. Я полагаю, что ужинать вы будете позднее?
– Скорее всего и вовсе откажусь, мутит что-то. Как профессор?
– С самого утра заперся в экспериментальном блоке со своими…
– Я понял. Вот что, Горн, пусть машина едет за нами следом. Давайте прогуляемся не спеша, благо что погода не препятствует.
– Слушаюсь! Один момент! – Гауптштурмфюрер повернулся к сопровождавшим его эсэсовцам и отдал необходимые распоряжения. – Все в порядке, штандартенфюрер, ваш багаж доставят на место.
Кивнув в ответ головой, Рашке двинулся по дороге. Горн последовал за ним. Некоторое время они шли молча. Автомобиль, отстав метров на двести, неторопливо полз по дороге следом.
– Так какие у вас последние новости, Генрих? Как я понял из твоих сообщений, русского ты видел, так?
– Все верно. Как мы тогда с вами условились, я дал кодовый сигнал о состоявшейся встрече. Мы с ним действительно виделись и разговаривали, прямо вот как сейчас говорим.
– И что же так взволновало тебя? Так, что ты попросил личной встречи?
– Я долго думал над моим разговором с русским. И у меня сложилось впечатление, что мы, сами того не желая, прикоснулись к чему-то непонятному. Природы чего мы пока еще не понимаем.
– Что за пессимизм, гауптштурмфюрер? Чего тут непонятного может быть? Ну, диверсант, ну – талантливый, так чего же вам неясно?
– Как вам сказать… Попробую пояснить. Леонову сейчас сорок пять лет, то есть родился он еще при царе и первоначальное обучение прошел еще тогда. Навряд ли это была церковно-приходская школа, как вы полагаете?
– Ну… возможно. И что из этого? Допустим, что он еще из старого состава русской разведки или чего-то подобного. Это что-то сильно меняет?
– Он назвал свое место службы.
– А! Это уже плюс! И из какого гнезда вылетают столь зловещие птенцы?
– Спецподразделение «А» Первого Главного Управления КГБ СССР.
– Это еще что за фирма?
– Не слышал. Я осторожно навел справки у коллег из абвера и у наших – то же самое. Никто ничего не знает о таком подразделении.
– Ну, мало ли что могли напридумывать русские в последнее время. В конце концов, это вообще не наше дело. Подкинем эту информацию ребятам из шестого управления, пусть у них голова болит.
– Со слов русского, это подразделение существует уже давно. И он служит в нем тоже не первый год. Он сказал – почти двадцать лет.
– Тем более! Фитиль от руководства этим парням обеспечен! Прозевать существование целого спецподразделения – за это по головке не погладят.
– Леонов свободно говорит по-английски. И, как я понял, не только на этом языке. Зачем обычному диверсанту такие знания?
– Так… Это новость… Такими кадрами не разбрасываются попусту…
– То же самое я ему и сказал. И знаете, что он мне ответил?
– Что же?
– Что таких специалистов, как он, – много.
Рашке крякнул. Покрутил головой, ослабляя вдруг ставший тесным воротник.
– Ничего себе… Он не сказал, сколько?
– Сказал – достаточно.
– Знать бы каковы его представления о достатке… Черт! Генрих, ты только усугубил мое плохое настроение! Надеюсь, что хотя бы здесь, он один такой?
– Исходя из наших данных – один.
– И за то хвала Господу! Кстати, как наши задумки? Удались?
– В полной мере. Он согласился принять от меня консервы и галеты.
– Ага! Я же говорил, что у него плохо с продовольствием!
– По-видимому. Во всяком случае, посланные за ним следом солдаты, обнаружили его место ночевки.
– И что там?
– «Подарки» подействовали. Мы обнаружили там забытый кинжал. Нашли две вскрытые банки консервов из специальной серии. След русского от места ночевки был неровным, петляющим. Совсем непохожим на предыдущий. Потом, он по-видимому оправился, пошел ровнее.
– Так! До места встречи ему идти еще два дня… За это время он нажрется препарата по самые уши. Профессору об этом ты ничего не говорил?
– Нет. Он вообще со мной не общается. Сильно раздражен на нас всех.
– Черт с ним! Лишь бы его «выпускники» отработали как нужно. Ладно, Генрих, хоть тут ты меня порадовал! Где там автомобиль? Поехали!
Похоже, что немцы все-таки играют какую-то хитрую игру. Не зря мне сразу же не понравилось, слишком уж уважительное поведение Горна. Ну, в плане сигаретами угостить, тут, в принципе, все может быть. Но, вот кормить противника? Нонсенс. Не катит. Вряд ли немец, тем более – эсэсовец, будет проявлять подобное рыцарство. Поэтому сразу после выхода из оврага я попер, что твой конь – только пятки сверкали. Риск нарваться на немцев был, но вариантов других у меня не имелось. Пустят ли они за мной «хвоста»? Я бы – пустил. Так что не будем думать что они дурнее. Возьмем это за аксиому – «хвост» есть. Ну что ж поработаем на публику. Через несколько часов я остановился и принялся за «художества». Первым делом – перекусил из своих запасов. Пустые банки спрятал в ранец. Вес небольшой, зато следов никаких. Кстати, немец у меня его не видел, так что – плюс. Не знает о моих запасах, уже хорошо! Вряд ли ему точно известно, что возил с собой в багажнике их водитель. Потом я осмотрел немецкие «подарки». Банка как банка, ничего особенного. Какие там у них маркировки на консервах были – черт его знает! Я, во всяком случае, не знал. Так что, мне эти буквы и цифры не говорили ничего. Распотрошив пару банок, я щедро накормил их содержимым лесное зверье. Авось кто-нибудь да сожрет до утра. Банки отнес к месту своего предполагаемого ночлега и оставил там. Воткнул в дерево кинжал. Не жалко, у меня еще есть. А вот этим, после того, как я открывал им «подарки» пользоваться было как-то… стремно… Покатавшись спиной по земле, я изобразил место сна, после чего рванул в ночной лес со скоростью хорошо пришпоренной лошади. Стемнело, так что и не пришлось особенно выеживатся, изображая неуверенную походку. Только под утро, когда ноги уже совсем загудели от усталости, я забылся-таки тревожным сном. Будем надеяться, что разрыв у меня с немцами составляет не менее нескольких часов – времени отдохнуть хватит.